|
6
Сами того не сознавая, начинаем понемногу «додумывать»
— что поделаешь, коли Даль «круту гору» не вспомнил: про обратную дорогу
из Бердской слободы в записках своих не рассказал, а она, обратная дорога, под
пером жизнеописателей и ученых («пушкиноведов», «далеведов») обросла легендой,
которую они сами же потом и опровергли. …Даль и Пушкин возвращаются из слободы в город.
Коляска резво катится: семь верст — путь недолгий. Пушкин сидит неподвижно,
скрестил руки на груди; прищурясь, смотрит вперед, как бы в одну точку; дорога
несется навстречу. Даль хочет отдать долг: он тоже знает много сказок. Поэт
рассказал Далю сказку о волке — Даль тоже рассказывает свою; выходит, Пушкин и
Даль обменялись сказками. Какую сказку рассказывал Даль по дороге из Бердской
слободы, рассказывал ли вообще — теперь не установишь, но легенда красива: Даль
напечатает подаренную Пушкиным сказку о Георгии Храбром и о волке, Пушкин
меньше чем через месяц — 14 октября 1833 года — напишет в Болдине «Сказку о
рыбаке и рыбке», пришлет Далю рукопись: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку
Луганскому — сказочник Александр Пушкин».
С этой рукописи, с надписи дарственной этой (а по
свидетельству Мельникова-Печерского, и рукопись была, и надпись) — со
всего этого легенда и началась: не потому ли Пушкин такую рукопись с такой
надписью Далю подарил, что сказку услышал от Даля? Все вроде сходится: вон и в
сборнике Афанасьева есть точно такая сказка, Афанасьев же большую часть сказок
получил от Даля. Но еще легче (хотя для этого «легче» десятилетия
понадобились), но еще легче — опровергается. Доказано, что у Афанасьева не
народная сказка напечатана, а народный прозаический пересказ пушкинской сказки;
доказано, что у Пушкина в черновом тексте старуха, после того как сделалась
царицею, захотела стать «римскою папою», а этого в русской народной сказке быть
не могло; доказано, что такая сказка есть в сборнике братьев Гримм —
пересказать ее Пушкину мог Жуковский, «превосходно знавший этот сборник и
неоднократно переводивший из него стихами и прозой». Со всем согласны — «Дело
знай, а правду помни», — от одной лишь мысли отказаться не в силах: почему
сказку из гриммовского сборника не мог Пушкину Даль рассказать? Пересказать
— будем предельно точны. Почему не Даль, который творчеством разных народов
тоже интересовался, свободно владел немецким и даже первую свою статью о
русском языке и русском народном творчестве в эти же годы написал по-немецки и
напечатал в дерптском ученом журнале? Почему не Даль? Ездили в Бердскую слободу
— в Болдине написана «История Пугачева»; говорили о Петре — в Болдине написан
«Медный всадник»; но в Болдине написана и «Сказка о рыбаке и рыбке»… Почему не
Даль?..
Вечером 19 сентября (наверно, очень длинный в Далевой
жизни день) Пушкин сидел в кабинете Даля. Зажгли свечи. Две барышни, узнав, что
Пушкин у Даля, забрались в сад и влезли на дерево, откуда можно было заглянуть
в окно Далева кабинета. Окно, однако, было затворено, и рамы уже по-зимнему двойные:
барышни видели разговор Пушкина с Далем, но не слышали. Мы похожи на любопытных
барышень: Даль слишком мало сказал нам о своих беседах с Пушкиным.
И все-таки почему не Даль — иной раз склад дороже
песни?..
7
Пушкин покинул Оренбург утром 20 сентября; он выбрал
дорогу по правому берегу Урала — через крепости и станицы Чернореченскую, Татищеву,
Нижне-Озерную, Рассыпную, Илецкий городок. «Крепости, в том краю выстроенные,
были не что иное, как деревни, окруженные плетнем или деревянным
забором», — говорится в «Истории Пугачева». Потом в «Капитанской дочке»
Гринев подъезжает к Белогорской крепости: «Я глядел во все стороны, ожидая
увидеть грозные бастионы, башни и вал; но ничего не видел, кроме деревушки,
окруженной бревенчатым забором. С одной стороны стояли три или четыре скирда
сена, полузанесенные снегом; с другой скривившаяся мельница, с лубочными
крыльями, лениво опущенными». Пушкин держал путь на Уральск, на Яицкий городок,
как прежде его называли, — здесь разгорелось пламя бунта; отсюда, будто по
гряде тополиного пуха, побежал огонь по линии крепостей. В «Истории Пугачева»
путь восставших от Яицкого городка к Оренбургу повторяет (только в
противоположном направлении — с запада на восток) дорогу Пушкина из Оренбурга:
«Измена Илецких казаков. — Взятие крепости Рассыпной… — Взятие
Нижне-Озерной. — Взятие Татищевой… — Взятие Чернореченской…» Авторы воспоминаний подчеркивают, что Пушкин очень
торопился и потому встречался в поездке лишь с теми, кто был ему нужен: больше
всего времени он провел с Далем. Даль сопровождал его до Уральска — показывал,
должно быть, места восстания, помогал встретиться с нужными людьми, наладить
беседу. Даль для себя тоже, наверно, заметки делал. Через два дня после отъезда
Пушкина он пошлет в Петербург статью — подробно расскажет о «заповедном быте»
уральского войска, «столь мало известном, заслуживающем внимания и удивления»,
расскажет об «устройстве» Оренбургского края вообще и о бесконечных драгоценных
подробностях: об одежде и промыслах, о пище и особенностях говора.
Даль делал заметки, а рядом те же слова, пословицы,
песни наскоро заносил в свою книжечку Пушкин; потом Даль встречал старых друзей
в «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке». Похоже, что и он для Пушкина
кое-что сберегал; в бумагах его уцелел отрывок о Пугачеве с пометкой: «Еще Пугачевщина,
которую я не успел сообщить Пушкину вовремя».
В Уральске они расстались.
|