Понедельник, 28.11.2022, 03:31
История царствования Александра II
в лицах и биографиях
|
Меню сайта
Поиск
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Врач-общественник - 2Г. А. Лопатин писал Карлу Марксу (С, — Петербург,
15 декабря 1870 г.): «…На днях я сообщал вам, что в „Архиве судебной
медицины и общественной гигиены" (русский медицинский журнал) была напечатана
статья о положении рабочего класса в Западной Европе. Материал для нее был в основном
почерпнут из вашей книги, и статья эта имела несчастье вызвать неудовольствие
правительства. Теперь она окончательно запрещена и предана сожжению, а так как
журнал является в известной мере официальным органом, то главный редактор его
[Ловцов] снят с должности». Это происшествие стало предметом горячего обсуждения
на «боткинских субботах». Доктора Ловцова в доме Боткиных называли «последним из
маркизов» за тонкость манер и рыцарское понятие о чести. Однако этот «маркиз»
обладал ярко выраженными демократическими взглядами. Круг друзей, посещавших «субботы», расширялся.
Завсегдатаями их, кроме Белоголового и Сеченова, стали Якубович, Пеликан,
Ловцов, Грубер. Все они — единомышленники Боткина, борцы за физиологическое
направление в медицине. придерживавшиеся передовых, демократических убеждений.
Грубер, один из тех «немцев», которые примыкали к «русской партии», был последовательным
сторонником женского образования. Он первый в России допустил женщин в
лабораторию. В. Б. Берген сон в своих воспоминаниях о профессорах
Медико-хирургической академии рассказывает, что однажды генерал-губернатор
Треков послал своего сотрудника к Груберу спросить, сколько женщин у него
работают и точно ли все они занимаются действительно наукой. Грубер, среднего
роста, худой, в роговых очках, летом и зимой в кожаных калошах, посмотрел через
очки своим оловянным взором: «Вн кто такой?» По приказанию генерала Трепова я
явился к вашему превосходительству за тем-то я тем-то, отчеканил посланец.
«Скажите генералу Трепову, — и Грубер встал во весь рост, — что
генерал Грубер это не желает ему сказать. Прощайте!» Тот же Бертенсон
вспоминает, что как-то за границей Грубер сказал ему: «либер фройнд, в России
вы можете ругать русских сколько вам угодно, но за границей лучше этого не
делать». О «боткинских субботах» Белоголовый писал: «…субботы…
он открыл у себя с первого же года своего приезда в Петербург К поддерживал
вплоть до последнего времени. Это был его журфикс, когда сбирались к нему его
друзья и знакомые в 9 часов вечера и в беседах за длинным столом просиживали до
поздней ночи. На этих субботах в течение 30-летнего их существования успел
перебывать чуть не весь Петербург — ученый, литературный и артистический, но
преимущественно, само собой разумеется, медицинский; они имели свою историю,
свой период расцвета и упадка, и в них, как в небольшом зеркале, отражались все
нравственные настроения и колебания изменчивой русской жизни…» Серьезные разговоры на «боткинских субботах» нередко
вытеснялись музыкой, пением, шутками. Но и шутки здесь носили особый характер.
Как-то Белоголовый появился на вечере в костюме трубочиста и пропел сочиненные
им куплеты о тяжелом труде «меньшого брата». Затем, сияв с головы широкополую
шляпу, он протянул ее за подаянием. В шляпу посыпались бумажки я серебро.
Белоголовый придумал этот маскарад с целью собрать деньги для ссыльных
студентов. Белоголовый описывает еще и такую деталь «боткинских
суббот»: все собиравшиеся у Боткина один раз в год отплачивали ему обедом в
складчину. На одном таком обеде по инициативе Белоголового возникла мысль
почтить все эти собрания ежегодным пожертвованием каждого в размере 12 рублей;
Этот сбор составил, основу того капитала, который дал возможность выстроить
двухэтажную школу имени Боткина на Васильевском острове. «Позднее, в восьмидесятых годах, — вспоминает
Белоголов вый, — субботы: Боткина стали солиднее и, по правде сказать,
скучнее: и времена изменились, и постоянные корифеи прежних суббот один за
другим, сходили в могилу, а оставшиеся в живых старились, постепенно утрачивая
прежнюю экспансивность… Только Боткин, седея и старясь, оставался, все тем же
приветливым хозяином, хотя и его безграничное добродушие стало чаще и чаще
подвергаться испытанию: нет-нет да и явится на субботний вечер какой-нибудь
назойливый пациент, увлечет хозяина от гостей в другую комнату и сорвет с него
обстоятельную консультацию, нимало не задумываясь над тем, что лишает Боткина
тех немногих часов отдыха, на которые он имел неоспоримое право». Боткины продолжали жить в скромной квартире у Спаса
Преображения. Давно было пора снять более обширной помещение. Этого требовали
все разрастающаяся практикам и все увеличивавшаяся семья. У Боткина росло
четверо сыновей: десятилетний Сергей и его младшие братья — Петр, Евгений,
Александр. Это были здоровые мальчики, похожие на отца, такие же, как он,
большеголовые, с широкими лбами, светло-русые, как и все Боткины. Сергей Петрович приближался к сорокалетию.
Тяжеловесный, широкий, в плечах, он был подвижен, не любил оставаться на одном
месте. Его добрые и умные глаза всегда были прикрыты очками, к которым он часто
подносил еще пенсне, но и сквозь стекла, когда он наклонялся над больными, те
видели в них сочувствие и внимание. Сергей Петрович одевался очень просто и так же одевал
детей. Зимой отец и мальчики носили одинаковые мягкие шапки, низко надвигая их
на лоб. Летом отец; с сыновьями одевались легко, ходили пешком, взбирались на
горы, плавали. «Анастасия Александровна, — писал в своих
воспоминаниях Белоголовый, — была чутким умным другом и заботливой женой.
Она внесла в существование Боткина тот мягкий женственный элемент, который при
трудовой жизни делает семейный очаг особенно привлекательным. Недаром все
друзья мужа высоко ценили ее и в своей привязанности мало разделяли эту редкую
пару. И матерью она была самою образцовою в том отношении, что, страстно любя
своих детей, умела сохранить необходимое педагогическое самообладание,
внимательно и умно следила за их воспитанием». О самом Боткине Белоголовый писал: «Как все люди
сильные, он был нрава мягкого и уживчивого и, весь поглощенный делом, не
обращал внимание на житейские мелочи, избегал ссор и не любил праздных споров.
Он, как малый ребенок, не знал цены деньгам; зарабатывая очень много своим трудом…
он проживал почти все, тратя большие суммы на содержание семьи, на образцовое
воспитание детей, на свою обширную библиотеку; жил просто, без излишеств, но
хорошо, дом его всегда был открыт для близких знакомых, которых у него было не
мало. Известно, что также был открыт и его кошелек для всяких благотворении, и
едва ли кто-нибудь из обращавшихся за помощью уходил от него с отказом; по
крайней мере такова была репутация Боткина, потому что левая рука никогда не
знала, что творит правая; сам он никогда даже близким своим не обмолвился о
своих тратах подобного рода». В другом месте своих воспоминаний Белоголовый пишет о
детски доверчивом и благодушном отношении Боткина к людям, его безграничной вере
в хорошее в человеке и о том, как тяжело он переживал всякий раз, когда
сталкивался с жестокостью и несправедливостью.
|
|