Суббота, 17.11.2018, 07:54
История царствования Александра II
в лицах и биографиях
|
Меню сайта
Поиск
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Чума - 3Опять новый ряд вопросов к Прокофьеву. Выясняется, что
он живет в подвале Михайловского артиллерийского училища, что недавно там же
поселили солдат «слабосильной команды», вернувшейся из армии. Невольно возникает
мысль: опять тот же путь, с войны, через солдат. Профессор Боткин ставит диагноз: у больного Наума
Прокофьева острое заболевание инфекционного характера с петехиями на коже и
острым опуханием лимфатических желез, которое следует считать инфекцией чумы
слабой силы и степени. В тот же вечер, извещенный о происшествии,
градоначальник Зуров собрал совещание в составе: городского головы — барона
Корфа, докторов — барона Майделя, полицейского врача Баталина, начальника академии
и других. Врачебная комиссия снова детально обследовала больного и пришла к
тому же заключению, что и профессор Боткин. — данный случай болезни есть
действительно та чумная инфекция слабой силы, которая появляется обычно перед
эпидемией чумы. Градоначальник Зуров, выслушав заключение врачей,
долго молчал. — Нужна ли такая категоричность? — мягко
начал он. — Зачем называть это заболевание чумой, может быть, можно
квалифицировать его как-нибудь иначе? — Что ж, — поддакнул добродушный толстяк
доктор Майдель, — можно бы и иначе: чумной тиф, например, или просто тиф… — Вот-вот, тиф! — ухватился Зуров. —
Так, знаете, будет гораздо спокойнее, чтоб не вызывать паники в обществе. Сергей Петрович возмутился: — Нет, не кривя душой, не могу данную болезнь
назвать другим именем, как чумной инфекцией слабой силы и степени, такие вещи
нельзя скрывать. Остальные врачи поддержали его. — Все равно уже весь Петербург знает об этом
случае, поздно, — цинично добавил доктор Баталин, — разве что… Но тут
же замолчал, опасливо поглядев на начальника академии Быкова и Боткина. Совещание решило немедленно принять меры по изоляции
всех, кто проживал с Прокофьевым в подвале. Три часа ночи… У ворот Михайловского замка
останавливаются пожарные дроги. Одни, другие, третьи. Из подвала по крутой
лестнице поднимаются какие-то перепуганные люди, тащат узлы с вещами, ревут
сонные дети, голосят бабы, ругаются мужчины. Вокруг толпятся служащие
медико-полицейской службы, они в странной одежде: поверх полицейской формы —
халаты с капюшонами, на руках рукавицы, в прорезах капюшонов поблескивают
глаза, злые и испуганные. Полицейские толкают людей, тащат вещи, грузят всех на
дроги. Дроги отправляются в Екатерингоф. Здесь в доме № 1 должны
разместиться 48 человек, проживавших в подвале с Наумом Прокофьевым. К ним
ставят караул — шесть городовых с околоточным. Наум Прокофьев лежит в отдельной палате, в четырех
прилегающих комнатах — карантинный врач Васильев, два студента, служитель и
сиделка. Комнаты изолированы, еда передается через окно, все, что нужно, пишут
на бумаге и показывают через стекло. Вскоре за стеклом появляется бюллетень за подписью
доктора Васильева: «Температура 39,5, пульс 94, напряженный, головная боль,
больной большей частью лежит, забытье». На другой день новый бюллетень: «Температура 37,5,
пульс 76, легко снимаемый, объективные явления те же, опухоль „статус кво",
больной жалуется на слабость и отсутствие аппетита. Ночь провел спокойно». Это
сообщение радует всех окружающих, но больше всех, кажется, радует оно градоначальника
Зурова. Накануне он, как и предчувствовал, получил серьезное неодобрение сверху
и теперь спешит принять меры. Срочно созывает он «высочайше учрежденную» новую
комиссию под своим председательством. Теперь комиссия подобрана так, что в нее
входят люди разумные и благонамеренные. И комиссия 14 февраля, осмотрев
больного, пишет заключение: «Наум Прокофьев, находясь в безрецидивном периоде
сифилиса, заболел 15 января идиопатическим воспалением паховых желез, которые,
перейдя в нагноение, вскрылись на 26-й день. Оставленная без хирургической
помощи болезнь сопровождалась явлениями свободно выходящего гноя, то есть лихорадочными
явлениями известного типа и характера и впоследствии симпатическим бубоном в
правом паху, который в настоящее время находится в периоде разрешения». Заключение составлено тонко. Чума теперь вовсе не
упоминается, вообще вся болезнь Прокофьева умело окутана тайной. Зачем-то
упомянут сифилис, каждому врачу ясно: безрецидивный период означает, что ни о
каком рецидиве этой болезни не может идти речь. Но это ясно врачам, а для непосвященных
у дворника — сифилис. Бубоны названы то идиопатическими, то симпатическими,
благодаря чему они выглядят как-то «симпатичнее» и вовсе не похожи уже на
чумные. Но все же авторам заключения оно кажется не совсем
убедительным, и 15 февраля созывается новая «особая комиссия», составленная из
членов медицинского совета под председательством лейб-медика профессора Зденкауэра.
«Особая комиссия» производит также осмотр больного и, вдохновленная первым
заключением, составляет уже новое: «У Наума Прокофьева опухоли желез
объясняются предшествовавшими сифилитическими страданиями. Что же касается до
острой инфекционной формы болезни, то отсутствие опухоли печени и селезенки… не
дает права признать болезнь за имеющую какую-либо аналогию с астраханской
эпидемией…» Это заключение, подписанное медицинскими авторитетами,
звучит уже вполне определенно (ведь Прокофьев поправляется, и это не опасно):
никаких признаков чумы нет, у больного просто сифилис! Профессор Боткин допустил
ошибку!
|
|